Генриха Манна можно причислить к тем гуманистам-идеалистам, которые воспринимали послеоктябрьскую Россию оптимистично. Она их вдохновляла стремлением к социальной справедливости и обновлению во всех сферах общественной жизни. Что особенно впечатляло немецкого писателя?
Генрих Манн (фото 1931 года), © picture alliance / akg-images
Генриху Манну были близки и интернационализм, и принципы неразрывной связи искусства и литературы с современной политикой. Его художественные произведения («Верноподданный», «Учитель Гнус», дилогия о Генрихе IV) и публицистика (статьи «Дух и действие», «Рейхстаг», «Ненависть», «Настанет день», «Мужество», «Путь германских рабочих» и др.) отличались злободневностью и назидательностью. В поисках формулы идеального общества он не раз обращал свой взор на Советский Союз, поскольку считал, что новое государство во многом реализовало принципы равенства, братства народов и потому может быть образцом для подражания. Не удивительно, что Г. Манна охотно печатала советская пресса.
В статье «Единственное утешение», опубликованной в «Литературной газете» в ноябре 1935 года, он писал: «Октябрьская революция и социалистическое государство – это, в сущности, единственное утешение для людей, которые в сегодняшнем мире могли бы только пасть духом. Октябрьская революция и Советский Союз оправдали наше доверие к идее… Отсталая страна превратилась в передовую, жалкая царская империя – в величайшую индустриальную страну с населением, преисполненным надежды».
О характере статей Г. Манна можно судить по их пафосным заголовкам: «Идея, воплощенная в жизнь» (журн. «Интернациональная литература», № 11, 1937 г.), «Велик образ СССР» (газ. «Правда», 7 ноября 1937 г.), «СССР – надежда передового человечества» («Литературная газета», 7 ноября 1938 г.). Приуроченные к годовщинам революции, они носили комплиментарный характер.
В призывах к коллегам из СССР Манн и его единомышленники выражали надежду на сотрудничество новой России и обновленной Европы («Обращение европейских писателей» 1926 г., «Письмо Союзу советских писателей» (газ. «Правда» от 21 мая 1942 г.)).
Генрих Манн и его брат Томас яростно отвергали фашизм, преследовались нацистскими властями и через несколько лет скитаний по Европе вынуждены были эмигрировать в США. Тоска по родной стране терзала братьев-писателей. «Вам это незнакомо: удушье изгнания, оторванность от корней, нервное напряжение безродности», - так, сетуя, объяснял свои чувства Т. Манн.
С 1936 года Г. Манн занимал пост председателя Комитета германского Народного фронта, созданного во Франции, и трудился на этом посту самоотверженно: Геббельс в годы Второй мировой войны заявлял, что Генрих Манн принес нацистам больше бед, чем целая армия. Поэтому можно без преувеличения сказать, что братья Манны были духовными вождями антифашистской эмиграции.
Такая ярая включенность Г. Манна в решение политических проблем своего времени, с точки зрения некоторых западногерманских критиков, сильно вредила его творчеству. Мол, литература у него «становится служанкой политики», а романы превращаются в желчные памфлеты, перевирающие действительность. В журнале «За рубежом» (№ 48, 1970) были приведены выдержки из западногерманской газеты «Франкфуртер рундшау», в которых отмечалось, что «на всю литературу антифашистской эмиграции в ФРГ было наложено своеобразное табу», а против писателей-антифашистов был организован «заговор молчания», их творчество не исследовалось, а такие фигуры, как «Генрих Манн, Арнольд Цвейг, Альфред Дёблин и Анна Зегерс, до сих пор не нашли широкого распространения в ФРГ».
Когда гамбургское издательство «Классен-ферлаг» выпустило сочинения Г. Манна, журнал «За рубежом» (№ 13, 1971) привел цитату из издательского предисловия: «Генрих Манн относится у нас к числу наименее известных представителей немецкой литературы. Недоразумения и политические обстоятельства привели к тому, что (западные) немцы предали забвению одного из самых значительных писателей современности». Прошло немало лет, прежде чем Г. Манн занял положенное ему место в ряду немецких мастеров пера.
Русская литература – «призыв, обращенный ко всем»
Генрих Манн высоко ценил русскую литературу за тонкий психологизм и близость к проблемам своего времени, за просветительскую силу и подвижничество. В своих сочинениях он уделял внимание отдельным русским классикам, например, А. П. Чехову, которому посвятил небольшую статью, дав его писательскому искусству наивысшую оценку: «Чехов входит в классический фонд повествовательного искусства. Его творчество — предел завершенности, оно никогда не будет превзойдено. Можно быть иным, но нельзя быть лучше, и мало кому будет дано достичь такого совершенства». В этой же статье Манн выразил мнение, что чеховская проза — «итог развития великой русской литературы, по крайней мере со времен Пушкина: итог столетнего взаимодействия писателей первой величины». Отмечая преемственность русских писателей, Манн отмечает, что «все они родственны друг другу по духу, они словно сговорились насчет общей цели и общего метода… Каждый следующий принимает перо из охладевшей руки предшественника».
Манн отмечал и просветительское подвижничество русских литераторов, и их интерес к общественной жизни, и желание глубже познать людей, и бесстрашную критику политического строя. Он считал, что именно писатели подготовили почву для общественных изменений в России и мире: «Русская литература XIX в. — революция до революции. Тот, кто осмысленно читал ее, был подготовлен к мощным событиям. Фаланга продуктивных мыслителей и могучих создателей образов заново пересоздавала также и своих современников. Она и сегодня продолжает работать над преобразованием человечества».
Г. Манн ставит Чехова в один ряд с Гоголем и Достоевским - «тот же бездонный смех, слишком мудрый, чтобы сводиться к одной лишь горечи, слишком поучительный, чтобы побуждать людей только смеяться в ответ» и тот же «глубокий, мучительный психологизм». Каждый элемент в русской классической литературе, по мнению Манна, является и частью общей картины, и феноменом, единственным в своем роде. «Такое не сможет скоро повториться, возвышенный пример русской литературы — призыв, обращенный ко всем», - заключает Манн.
Мысли, высказанные в 1944 г. в статье о Чехове, нашли свое продолжение в мемуарах под названием «Обзор века» (1946 г.): «Русская литература XIX столетия — событие неимоверной важности, и такой просветительной силы, что мы, привыкшие к явлениям упадка и ломки, с трудом можем поверить, что были ее современниками». В своих воспоминаниях Генрих Манн делился чувствами, возникавшими у него при чтении книг русских авторов: «Как читался Достоевский, как читается Толстой? С трепетом. Они читались – и глаза раскрывались шире, чтобы воспринять все это обилие образов, обилие мысли, и в качестве ответного дара струились слезы. Эти романы, от Пушкина до Горького, звено за звеном, в безупречно спаянной цепи, учили нас более глубоко познавать человека, его слабости, его грозную мощь, его неисполненное призвание – они принимались как поучение».
Это высказывание верно отражает преемственность русской литературы. Не случайно здесь Пушкин в одном ряду с Горьким как продолжателем традиций русской классики, по творчеству которого можно отслеживать не только закономерности развития русской литературы, но и законы развития общества. Для многих европейских писателей того времени, и для Г. Манна в том числе, Горький был образцом прогрессивного автора, чье творчество и активная жизненная позиция помогали решать насущные социальные проблемы и создавали условия для развития нового человека.
Известность Горького в Европе была широка, и в Германии начала ХХ века тоже. Он активно издавался и был почитаем прогрессивными немцами. Так, в Берлине роман «Мать» только в 1907-1908 гг. переиздавался дважды. По мнению исследователей, изучавших влияние творчества «буревестника революции» на европейские умы, «творчество Горького… сыграло огромную роль в укреплении демократических и социалистических тенденций в литературах других стран» (Юрьева Л. М. «Горький и передовые немецкие писатели ХХ века»). Поэтому не удивительно, что Генрих Манн так внимателен к деятельности своего коллеги из Страны Советов.
Горький был хорошо знаком с творчеством европейских писателей, наблюдал за тенденциями в зарубежной литературе. В письме к писателю, публицисту и критику А. В. Амфитеатрову в июне 1910 г. он так описывал свои впечатления о работе иностранных собратьев по перу: «В сущности - современная литература преинтересна не только общим тоном смущения и отчаяния, но и как-то еще, особенно. Я, например, читаю и вижу пред собой - людей, как их изобразил какой-нибудь манн, людей, как я их знаю, людей, как я их хочу видеть, и - самое интересное! - автора, который мечется, весь издерганный внутренне и внешне, в тщетных усилиях разместить своих героев так, чтобы видно было, до чего он умный, знающий, ловкий и сильный человек. Такие анунции, авторы эти - беда!» Под анунциями Горький, по всей видимости, понимал саморекламу авторов, их тщеславные попытки выступить в роли «прозорливцев».
Летописцы современности
Манн и Горький были не только летописцами современных событий, но и активно участвовали в политической и общественной работе, были в центре происходящего в Германии и России. Оба пытались влиять на ход истории, оба активно занимались публицистикой, разъяснительной деятельностью, входили в состав различных государственных организаций и творческих объединений (например, Генрих Манн в период Веймарской республики исполнял обязанности президента Германской академии искусств).
Интересно, что, находясь в Германии, Горький в какой-то мере уподобился Г. Уэллсу, написавшему после визита в Россию в 1920 году книгу «Россия во мгле». Горький создал статью «Wenn Europa sich nicht besinnt» («Если Европа не опомнится»). Эта параллель позволяет представить степень вовлеченности писателей-мыслителей в события современности, их желание помочь странам, в которых им довелось оказаться в эпоху кризиса и перемен и увидеть потенциальные угрозы миру. Так, Уэллс замечал, как яростно европейская антироссийская пропаганда стремится уязвить или оболгать поднимающуюся из руин новую страну, а Манн, и Горький указывали на опасные умонастроения и рост националистических идей в тогдашней Веймарской республике, которые привели к возникновению фашизма в Германии. Генрих Манн упрекал соотечественников в тяге к буржуазности и мещанству, в потере высоких идеалов. Об этом же писал и Горький. Отмечая трудолюбие немцев и их организованность, в то же время он обращал внимание на их духовную деградацию: «Изумительно хрупкая и тонкая вещица – культура, и жутко наблюдать, как быстро утрачивает ее даже такой, казалось бы, дисциплинированный народ, каковы немцы», - писал он Е. П. Пешковой.
Сойдясь во взглядах на состояние культуры в Германии, Горький и Манн при этом по-разному представляли себе пути выхода из сложившейся ситуации. В январе 1922 г. Горький пишет в редакцию газеты во Фрейбурге: «Сейчас в Европе наиболее несчастны Россия и Германия, с них Судьба сдирает кожу вместе с мясом». Далее в послании писатель задается вопросом, реально ли «слияние двух народов в союз для мирного труда и творчества?» И в письме к Ленину он в это время пишет о том же: «…ходят ко мне немцы разных возрастов и профессий и все говорят о необходимости русско-германского союза. Я этому союзу сочувствую и убеждаю их обсоюживайтесь скорее…»
А Генрих Манн о таком союзе и не думал. В 1923 г. в журнале «Европа» на французском языке выходит его статья, в которой он задается вопросом «Хочет ли Европа стать единой?» и провозглашает: «Прежде всего должны быть едины французы и немцы… Мы должны стать основой единого континента. Мы несем ответственность перед собой и перед остальным миром». Такая симпатия к Франции во многом объяснялась давним интересом Г. Манна к идеям просвещения и французской литературе: он переводил А. Франса и П. Шодерло де Лакло, читал и анализировал книги Руссо, Бальзака, Стендаля, Золя и Мопассана.
Однако эти воспитательные призывы Манна, по мнению Горького, страшно далеки от реальности, поскольку отношение к французам в Германии, с его точки зрения, было тогда крайне негативным: «Немцы говорят только о союзе с Россией и о том, что надо бить французов. Запрещают детям своим играть с детьми Франции» (из письма к Е. П. Пешковой). Об этой же вражде он пишет и Г. Уэллсу в апреле 1922 г.: «…немцы сердятся на французов и страстно желают бить их».
И всё же, несмотря на разногласия, Манн и Горький едины во взглядах на события того времени как на ключевые, определяющие дальнейшее развитие мира. В письме Р. Роллану Горький высказывает опасения за судьбу соседних стран: «Европа тяжко больна, и меня, русского, ее состояние тревожит не меньше, а больше, чем многих бесстрашно мыслящих европейцев». Через несколько лет, в 1928 году, Генрих Манн все же отдал должное Горькому: «…он сумел провидеть грядущие события и открыть их истоки».
В статье «О Горьком. “На дне”» Г. Манн описывал свое впечатление от постановки пьесы на сцене немецкого театра через четверть века после её создания. Его поразил тот факт, что со временем постановка не устарела, а, наоборот, обрела еще более весомое значение для зрителя. В этой натуралистической драме, по мнению Г. Манна, «мера человеческого страдания превзошла все то, что изображалось в других пьесах. Одни лишь безнадежно разбитые жизни, одни умирающие, преступники и нищие, одни несчастные, погрязшие в пороке, и все они загнаны в жалкую ночлежку, где хозяйничает чета алчных негодяев…»
Манн пишет, что в 1926 году в Берлине была осуществлена новая постановка «На дне» талантливым режиссером Эрвином Пискатором, который «больше других интересуется проблемами современности, политическими и социальными, и отражает их в постановках, созвучных многоликой, бурной эпохе». И вот благодаря талантливой режиссуре «личное стало общественным», а разрозненные «портреты горстки несчастных слились в широкую картину человеческого страдания, единую и неделимую». «В 1926 году все неосознанное и непонятое в этой старой пьесе выявилось, обрело вещий смысл и предсказало многие этапы того пути, который суждено было пройти человечеству в последующие годы. Когда после убийства женщина на сцене закричала: «Возьмите и меня... в тюрьму меня», когда сбежавшиеся люди в один голос закричали: «В тюрьму... в тюрьму», — и между сценой и зрительным залом внезапно опустился прозрачный занавес с рисунком в виде тюремной решетки, —это была прежде всего находка режиссера. Но вместе с тем это было и пророческое видение художника-поэта, подтвержденное человеческим опытом на протяжении ряда страшных лет.
В Большом Народном театре рабочие и мелкие служащие, перегнувшись через перила и чуть не падая с галерки, следили за действием с таким мрачным неистовством, какое не часто встретишь в театрах мира.
Таков Горький… властитель дум молодежи поднимающихся классов. Он вправе этим гордиться. Своим творчеством он, как Золя, ввел в литературу пролетариат, который читает и понимает Горького. Он может быть счастлив этим».
По мнению Г. Манна, благодаря творчеству Горького зазвучал отчетливо голос простого человека. Если до этого русская литература была «почти целиком аристократическая, созданная дворянами, которые сострадали униженному народу, но были неспособны сделать отсюда необходимые выводы», то с появлением Горького ситуация изменилась: литература словно обрела прикладной характер и стала сильнее влиять на общество. Был сделан разворот от психоанализа и рефлексии в сторону поиска способов сделать жизнь человека лучше, чище, осмысленнее.
Будучи бескомпромиссным борцом за мир, свободу и равенство, Генрих Манн считал советскую Россию оплотом социальной справедливости, а русскую культуру и литературу чтил за высокую художественность и внимание к человеку. В свое непростое время он и в злободневной прозе, и в публицистике, и в общественной деятельности вел неустанную борьбу со злом, не отступая от идеалов гуманизма и веря в светлое будущее народов мира.
Автор: Тамара Скок
Публикация подготовлена для специальной рубрики «”За рубежом” – на связи с миром», созданной к 95-летию со дня учреждения и к 65-летию со дня возобновления издания «За рубежом». Материалы рубрики позволят отследить взаимодействие писателей разных стран с изданием «За рубежом» и лучше понять роль литераторов в решении социальных проблем своего времени. Статьи и заметки доступны для чтения на портале международного проекта TV BRICS «Современный русский» www.oshibok-net.ru и на сайте www.zarubejom.ru
